Русское военное дело до монгольского нашествия. Часть 1.
27.05.2019
|Рубрика: История
Тема изменений в русском военном деле на широком временном отрезке XV-XVII вв. рассмотрена в историографии, на первый взгляд, исчерпывающе. От глобальных вопросов, что связаны с системой комплектования войска и его экономического обеспечения до мельчайших: классификации предметов снаряжения и их эволюции. Пытливые умы учёных не обошли вниманием становление и развитие поместного землевладения, сложные местнические взаимоотношения воинской аристократии, социальный состав среднего и высшего командного звена, рождение артиллерии и приёмы боя в поле и при осадах.
Казалось бы, тематика нуждается лишь в косметических правках, будучи хорошо и глубоко исследованной.
Но это только на первый взгляд, как было сказано выше. Дело в том, что все описанные вопросы, на деле – это один вопрос, одна тема. И рассмотреть их стоит именно в таком ключе – единого, слитного движения общественной материи, которое включает в себя всё: от принципов мобилизации до формы всаднических сапог.
Почему это важно, и что есть военное дело?
Армия – главный инструмент государства, его идеальное отражение, так как война – высшее выражение политики. Военное дело – квинтэссенция, как надстроечных структур государства, так и экономического базиса страны. Общество – это особая форма организации материи, выраженная в «исторически развивающейся совокупности отношений между людьми, складывающейся в процессе совместной деятельности». Средневековое общество было организованно для войны, поэтому, изучая эволюцию воинского искусства, мы изучаем общественные отношения в высшем их выражении.
Наука история – это наука о настоящем. Рассматривая прошлое, мы рассматриваем процесс становления сегодняшнего дня. Ошибкой было бы восприятие истории, как серии застывших сюжетов в глубине веков, не имеющих отношения к действительности просто потому, что они уже завершились. В истории не завершается ничего, как бы не уверял нас в обратном Френсис Фукуяма. История – это не набор старых фотографий, а вечно живой, изменяющийся организм, из которого в итоге вышли все мы.
Простой пример изучаемой тематики – пример максимально показательный. Ничтожный отрезок времени в пятьсот лет, прошедший с тех пор, отделяет нас от формирования служилого сословия на Руси.
И это далеко не только продукт воли правителей: от Ивана Великого до Ивана Грозного. Массивные экономическое изменения породили не только абсолютно новое войско Московского царства, не только прослойку людей, ставших помещиками и дворянами.
Последствия были колоссальны.
Внутренние противоречия внутри служилой корпорации: между родовитой аристократией и рядовыми детьми боярскими породили синтез в виде мощного дискурса: культурного, экономического, военного. С ним пытался совладать Петр I, и не совладал. Именно этот процесс породил в итоге дискурс декабристов, буквально разбудивший мыслящее, образованное общество своего времени. Именно из него выросла та волна, которая смогла разрешить внутренние противоречия уже Российской Империи, породив нечто новое во всей мировой истории – Советское государство, из которого происходим так или иначе все мы.
А началось всё в далёком XIII столетии, когда рыцарские дружины терпели поражения за поражением от монгольских полчищ, а «безмолвствующее большинство» крестьян начало взлёт на холмы.
Это удивительно, но военное сословие Руси встретило монгольскую орду, потерпело полный крах на поле боя и начала победоносное противостояние в качественно неизменном виде. Казалось бы, после поражений, необходимо перенимать передовую тактику и военную технику неприятеля, чтобы после успешно ему противостоять.
Но ничуть не бывало!
На реке Калке и реке Сити, а после – у Дона и Непрядвы врага встречал воин на рослом коне, в глубоком седле с длинными стременами, вооружённый копьём и щитом – полный функциональный аналог европейского рыцаря. Пускай дружинник, погибший в воротах летописного Изяславля (городища Хмельницкого), был обряжен в кольчугу и роскошное позолоченное наголовье. Воин же на Куликовом поле надевал чешуйчатый доспех и куда более простой шлем без следов изысканной декорации. Всё равно – они оба: тяжелоконные копейщики, чьим главным оружием был решительный натиск монолитной бронированной шеренги всадников, ощетинившихся длинными копьями.
Примерно до середины XV века этот хрестоматийный облик менялся мало, после чего случилась настоящая революция, в течении жизни одного поколения, буквально перевернувшая всё: характер боя, вооружение, систему комплектации войска, саму фигуру профессионального военного.
Но пока остановимся на временах Александра Невского и Симеона Гордого. Почему наши прадеды не поступили самым очевидным образом? Почему не восприняли боевые приёмы тех, кто на практике доказал собственное преимущество в бою?
Да и было ли то преимущество?
Вспомним уникальное известие Ипатьевской летописи за 1223 год, изложенное в Повести о битве на реке Калке. После разгрома татарских сторож, князья обмениваются впечатлениями о новом неприятеле. И он их, прямо скажем, не впечатлил: «Юрий сказал, что татары хорошие стрелки, другие же молвили, что они простые люди, хуже половцев. Юрий же Домамерич сказал: «Ратники они хорошие». Мстислав и другой Мстислав сказали: «Нечего нам здесь стоять. Пойдём на них».»[1] В самом деле, что могли предложить татары по сравнению с половцами, «своими погаными», а до того: печенегами и хазарами? Легкоконный степной бой был прекрасно известен русским дружинникам, равно как его преимущества и недостатки.
Монгольская орда привнесла в старую феодальную войну новое качество: многочисленное войско с единым командованием, единой системой субординации, дисциплиной, едиными, решительными целями стратегического масштаба.
XIII столетие проиграл не дружинник, воевавший хуже татарского лучника, но вся раннефеодальная система аллодального землевладения. Русь физически не могла противостоять монголам, а так же перенять их боевую практику.
Основой войска были относительно малочисленные дружины: князей и бояр. А так же городовые полки – те же самые дружины на службе того или иного города. Пехоту свободных общинников во внимание можно не принимать, так как она почти полностью пропадает из поля зрения источников к началу XII столетия, а так же из-за её практического бессилия перед лицом массы степной конницы.
Дружина явилась надстройкой на вполне конкретном экономическом базисе, который сложился в XI веке. Главным «поставщиком» воинов была двучленная система. Первое: местное территориальное боярство, державшее земельные наделы, а так же заметную часть торговли и ростовщического капитала в том или ином княжестве. Второе: номадная аристократия Рюриковичей – княжеские дворы, состоявшие из лично зависимых от князя бояр и дружинников, которые перемещались от «стола» к «столу» согласно сложной системе отношений лествичного права.
Член младшей дружины (рядовой боец) крайне редко испомещался на землю под условия службы. Собственно, наделение его своей землей почти автоматически означало переход в категорию старшей дружины, то есть – боярства. Как правило, воин был лично зависим от своего сеньора: князя или боярина. Он кормился с его стола, жил при его дворе, получал вооружение из арсеналов сеньора, из общей военной добычи, или в виде обязательных для дружинных отношений подарков.
Основной же прибавочный продукт, делавший возможным содержание подобной профессиональной надстройки, обеспечивали крестьяне: холопы (рабы) и смерды – свободные или частично зависимые земледельцы.
Крестьянин жил и трудился в малодворовых деревнях, расположенных вдоль рек. По современным понятиям такие деревеньки легко можно было отнести к хуторским хозяйства, так как их размеры редко превышали 1-3, реже 5 дворов, что даёт население не более 30 человек.
Агрокультура была основана на двуполье (один участок под запашкой, второй – под паром). Спорадически возникали рецидивы архаичного подсечно-огневого земледелия, так же редко практиковалось более продвинутое трехполье (озимые, яровые, пар). Широкому переходу на трёхпольный севооборот мешала достаточная статичность демографического баланса: отношения населения к свободным пахотным землям. По сути, их было недостаточно для повсеместного выделения сразу трёх пахотных участков, один из которых не использовался в конкретный момент времени.
Долгое время подобный порядок удовлетворял объективным нуждам государства. Кроме того, плодородные земли Юга Руси и Суздальского ополья на Северо-востоке, давали достаточную урожайность как для обеспечения господствующего класса необходимой кормовой базой, так и для поддержки тяглого населения.
Важной составляющей благосостояния воинской аристократии была торговля. Именно широкий поток товаров по Пути из варяг в греки заложил основы богатства Киевской Руси. Собственно, контроль над этой важнейшей транспортной артерией Восточной Европы и порождённые ею общие экономические интересы, сцементировали Киевскую Русь в единую страну: от Новгорода и Ингерманландии до Тмутаракани.
Упадок торговли на Пути из Балтики в Чёрное море, связанный с колонизацией южного и восточного Средиземноморья крестоносцами в конце XI столетия, раздробил единую экономическую систему Руси. Отныне торговые интересы отдельных земель, ведших дела с Византией. Кавказом, Персией, Скандинавией и Западной Европой, совпадали друг с другом лишь отчасти.
Достаточно скудные урожаи, приобретшие теперь витальную важность на местах, делали общерусскую систему налогообложения с центром в Киеве бессмысленной, или напрямую вредной.
Отныне каждый выживал сам по себе, а крайне аморфная структура государственной власти, основанная на феодальном землевладении, сужала её эффективность до крайне незначительных территорий.
Наступила долгая эпоха феодальной раздробленности.
Главным героем её выступали очень небольшие воинские контингенты профессиональных всадников – потомственных профессионалов с великолепной выучкой и снаряжением. Их сил вполне хватало для решения узколокальных задач феодальной войны. Лишь в исключительных случаях значительные коалиции князей могли собирать крупные армии. Но даже их размеры редко переваливали за три-пять тысяч человек. Например, знаменитая Липицкая битва 1216 года свела на поле войска суздальцев и новгородцев со смолянами – по реальным подсчётам от 2300 до 4000 первых и 2700-3500 вторых. В печально известный Калкинский поход 1223 года выступил союз князей и не более 6500 войска (помимо союзников половцев).
Как правило, даже такое скромное напряжение мобилизационного ресурса было избыточным. Для решения конфликтов хватало усилий нескольких сот бойцов, реже – одной-двух тысяч. Что вполне вписывалось в контекст северной и восточной Европы, которые только в XIII веке начали мучительное преодоление раздробленности, а так же не менее фрагментированную южнорусскую степь.
Понятно, что всерьёз противостоять монгольской армии, насчитывающей десятки тысяч бойцов, скованных дисциплиной и субординацией, Русь не могла, за четыре года пав к ногам завоевателей, коим не потребовалось никакое чудо-оружие, кроме совершенной организации и принципов единоначалия.
После этого, всерьёз сражаться с Ордой никто не рассчитывал. Местная аристократия вполне включилась в состав знати Улуса Джучи, ханы которого признавались законными царями (то есть, императорами). Колонизировать лесистую Русь степняки не предполагали, поэтому, русский дружинник продолжал эволюционировать в общей европейской системе рыцарского типа. Массово внедрять в обиход степную военную технику было попросту ненужно.
Итак, подведём промежуточный итог.
1. Основная агрокультура: двуполье с расселением тяглового населения вдоль рек.
2. Землевладение аллодального типа – безусловное держание земли родовой аристократией.
3. Скудная материальная база позволяет содержать малочисленные дружины, при этом, обеспечивая каждого воина в среднем наилучшим снаряжением и выучкой.
4. Дружинник, в общем, повторяет облик и тактику западных соперников, отрицая за ненадобностью восточный опыт.
[1] Ипатьевская летопись./ПСРЛ, Т.2, СПб, 1908, под 1223 г.