Писано: А. Кадирой и К. Жуковым.

 

Среди многочисленных публицистов, пишущих на тему русской истории выделяется фигура Валерия Шамбарова. Кандидат технических наук, инженер — физик, активный деятель самиздата, человек, проходивший службу в рядах Советской Армии, казак-монархист — вот далеко не полный перечень характеристик Валерия Евгеньевича. Помимо всего прочего, Шамбаров также является плодовитым писателем. Литературное наследие сего гражданина составляет 35 книг, три из которых в соавторстве с Е. Чавчавадзе, послуживших основой для фильма «Революция. Западня для России».

 

Из книг Шамбарова наиболее выделяется «Белогвардейщина», выдержавшая девять переизданий и являющаяся откровенно антисоветской по духу, хотя позднее Шамбаров пересмотрел свои взгляды и как порядочный монархист — державник, ругая большевиков «ленинской гвардии», к политике, проводимой И. В. Сталиным относится если не положительно, то хорошо.

Тем не менее, эта перемена во взглядах не мешает работе «Белогвардейщина» оставаться описанием схватки «высокодуховных белых паладинов» с варварами, напоминающими орды Мордора, созданные фантазией профессора Дж. Р. Р. Толкина, содержа вот такие цитаты:

 

«Анализируя обстановку, можно смело сказать, что май 19-го был одним из критических моментов мировой истории нашего столетия, причем этот критический момент почти не замечен специалистами. Исполнись надежды большевиков — и красная чума загуляла бы по разоренным войной европейским государствам. А Троцкий даже вынашивал уже планы формирования на Южном Урале 2-3 конных корпусов и отправки их в Индию «для стимулирования там революционных процессов…». Хотя кто знает, возможно, для России этот вариант развития событий был бы благом? Уж наверное, тогда Европа и Америка взглянули бы на коммунизм по-другому. И не исключено, что место Нюрнберга занял бы в истории какой-нибудь Смоленск или Петроград. Но Россия осталась верна своей древней привычке — ценой собственного счастья спасать Запад от диких орд. Так случилось и в 1919-м»

 

Помимо «Белогвардейщины», Шамбарову принадлежит цикл произведений об истории России, что называется, от Адама до Потсдама, сиречь, от Всемирного потопа (реально) до распада СССР. Наполнены эти книги типичным для порядочного национал-патриота контентом. В них можно встретить:

— Многотысячелетнюю историю славян

— Противопоставление чистой и духовной Руси Европе, погрязшей в разврате и пороке

— Противопоставление чистых и духовных варваров погрязшей в разврате и пороке античной цивилизации, особенно Риму

— Сентенции о том, что масоны и фальсификаторы переписали историю Росси

— Ссылки на поздние источники и откровенные фальшивки

— Характерный для автора умышленно примитивный язык, чтобы было понятно читать

 

Также у исторических работ Шамбарова есть своего рода спин-оффы, а именно серия книг «Пятая колонна», опять таки от Древней Руси до СССР, а также серия книг «Войны России» от похода Дария I на скифов до войн Ивана Грозного.

Кроме того, Шамбаров периодически публикует статьи на исторические темы, в которых активно цитирует свои книги. При этом, имея вроде бы благую цель – разрушить  негативные (по его мнению) мифы, он, сам того не ведая, транслирует устоявшиеся мифы, либо плодит новые.

 

***

Не так давно на просторах Интернета появилась статья Валерия Шамбарова «За други своя. Православная военная доктрина», в которой наш герой, опираясь на примеры из истории, раскрывает сущность этой самой доктрины. Правда, забегая вперёд, надо отметить, что доктрины-то и не разбирает, а было бы интересно. В самом деле, православная военная доктрина подразумевает особое православное военное строительство, продовольственную безопасность, комплекс дипломатических мер, специальную православную внутреннюю политику, православные принципы мобилизации и логистики, принципы предупреждения агрессии, развёртывания войск, православную стратегию – всё то, что и является собственно военной доктриной.

Пока же попытаемся разобрать некоторые моменты из статьи Валерия Евгеньевича, с исторической точки зрения.

И начинает Валерий Шамбаров свою статью с пассажа:

«В наше время пошла мода отождествлять христианство с пацифизмом. Ну а как же – заповедь «не убий» из Ветхого Завета не только сохранена, но и усугублена. Новый Завет учит возлюбить врагов своих, если ударили в правую щеку – подставить левую. Казалось бы, дело-то очевидное: сама суть христианства – непротивление злу насилием!

Подобные трактовки давно уже приняли протестанты и прочие секты, которые выставляют религиозные убеждения как причину отказа служить в армии».

 Всех протестантов скопом автор обидел зря.

Есть, конечно деноминации, вроде амишей-амманитов, для которых любое насилие – чудовищный грех, а значит, и служба в армии абсолютно неприемлема. Но это, скорее, исключение.

С самого момента появления на исторической арене в начале XVI века протестантизму и его приверженцам пришлось защищать свои убеждения, в том числе, с оружием в руках. Стоит напомнить Шамбарову, что одними из первых идеи протестантизма восприняли немецкие князья и рыцари: люди, чья жизнь, начиная с младых ногтей, представляла собой подготовку к военной службе и собственно участие в боевых действиях.

От Крестьянской войны в Германии и войны Шмалькальденской Лиги, история становления протестантизма – это история напряжённого военного насилия.

Можно вспомнить, что именно протестанты в итоге создали Британскую империю, над которой не заходило солнце, можно вспомнить Гражданскую войну в той же Англии, где пуритане — круглоголовые показали себя отличными солдатами, а их предводитель Оливер Кромвель по праву считается одним из лучших полководцев и военных организаторов XVII века.

Оливер Кромвель

Можно вспомнить шведов, которые со 2-й половины XVI века прошли уверенный путь к одной из ведущих в военном отношении держав Европы, наносившей тяжелые военные поражения и полякам, и имперцам, и русским, а шведские короли Густав II Адольф и Карл Х Густав праву считаются одним из лучших полководцев и военных организаторов XVII века.

Густав II Адольф

Можно вспомнить маленький, но гордый лютеранский Бранденбург, который благодаря бешеной энергии «Великого курфюрста» Фридриха – Вильгельма I сумел пережить локальный постапокалипсис на своей территории, затем стал располагать довольно боеспособной армией, которая неплохо проявила себя во время «Потопа», отвоевав у Речи Посполитой Пруссию, затем нанеся поражение своим бывшим союзникам шведам, и в итоге эволюционировал в Прусское королевство, впоследствии железом и кровью объединившее конгломерат германских княжеств в единую империю.

Можно вспомнить французских гугенотов, которые, как говорил шут Шико в романе Александра Дюма «Графиня де Монсоро» «когда завязывается драка, дерутся как бешеные», причем эти слова вполне можно подтвердить реальными свидетельствами из источников.

Например во время той самой Варфоломеевской ночи трое гугенотов в гостинице «Три Короля» выдержали осаду по всем правилам военного искусства, взять их смогли только 8-м штурмом, зайдя одновременно с дверей, окна и крыши.

При этом нападавшие потеряли 12 человек убитыми и 18 — раненными, а общее количество осаждающих к последнему штурму достигло 200 человек. и это против ТРЕХ протестантов, у которых к тому времени почти кончились порох и пули. Примерно то же самое устроил и сеньор де Таверни со своим слугой в особняке Конде — четверо убитых, трое раненных.

Многое о сугубом пацифизме протестантов мог бы рассказать Анн де Монморанси,  выплевывая зубы, осколки челюсти и гугенотскую пулю на поле битвы при Дрё 19 декабря 1562 г. Его соотечественник, гугенот Франсуа де Ла Ну по прозвищу «Железная рука», кстати, считался одним из наиболее выдающихся простестантских полководцев периода Религиозных войн во Франции.

 

«Воинский характер новой религии отчетливо проявился и в первые века христианства. Среди тех, кто потянулся к Вере, изрядную долю составили именно воины. Римские воины. В ту пору они были лучшими солдатами в мире. Но для них христианство оказывалось близким, родным, понятным. Оно сплачивало и цементировало боевое братство. А сама служба, трудности и опасности, подталкивали их к поискам Правды. Высшей Правды – за которую можно и нужно сражаться. А если потребуется – страдать и умирать. Простые солдаты не разбирались в богословии, но они интуитивно, всей душой ощущали: языческая грязь и химеры не могут быть такой Правдой. Зато в христианстве находили ее».

Интересно, а что нашли десятки тысяч тех самых римских воинов в иранском культе Митры или в родственном ему культе Непобедимого Солнца? Злонамеренную кривду, которую исповедовали, корчась от собственной гнусности? А ведь культ Митры был типичным воинским культом, который проник именно в военную римскую среду к I в. н.э., имел широчайшее распространение со времён Антонина Пия (138-161) вплоть до христианейшего Феодосия I (379-395).

Тавроктония Митры. Римский барельеф II-III вв., Корсика.

Митраизм оказался чрезвычайно устойчивым в армии, сопутствовал христианству со времён его становления в середине II века н.э. и умудрялся конкурировать с ним три четверти столетия после Первого Вселенского собора в Никее 325 г. А на монетах «святого равноапостольного Константина» изображалось божество, известное как «Непобедимое Солнце», чей культ внедрялся в империи одним из «солдатских императоров» Аврелианом. Да и крестился Константин только на смертном одре, и то, как говорят, в арианство. Что же до лабарума, так на постоянной основе крест на римских знаменах появился только во времена Феодосия I

Римские воины IV век нашей эры. Художник – Н. Зубков

 Что касается христианства в римской армии, действительно, стоит отметить, что теоретические установления христианских писателей, не препятствовали службе христиан в армии, проникновение которых в нее было значительнее из века век. Этому способствовала и варваризация армии, и набор в армию христиан, чье количество в империи увеличивалось и реформы римских императоров, делавших армию, привлекательной для христиан.

С середины III в. христиане появились уже в самом элитном роде войск – преторианской гвардии. Вместе с тем, в борьбе язычества и христианства армия играла преимущественно пассивную роль, и солдаты одинаково подчинялись и ярому христианину Констанцию, и Юлиану Апостату, и терпимому Валентиниану I и ярому христианину Феодосию — дисциплина и привычка повиновения были для них сильнее религиозных убеждений.

Затем Шамбаров упоминает «лучших воинов Рима», бывших христианами:

«Сотник Лонгин, распоряжавшийся распятием Христа, сам Понтий Пилат, святые Георгий Победоносец, Феодор Стратилат, Феодор Тирон, Дмитрий Солунский, Сорок мучеников Севастийских, двадцать мучеников в Мелитине и др»

Справедливости ради, стоит отметить, что о каких-то особенных боевых качествах вышеперечисленных персонажей нам неизвестно практически ничего, не считать же таковыми легендарные случаи змееборчества, приписываемые некоторым из персонажей.

Чудо Георгия о змие. Икона. XV век

Что же касается Понтия Пилата, то о его каких либо воинских способностях не известно ничего (ну не считать же источником роман «Мастер и Маргарита», где рассказывается об участии Пилата в битве при Идиставизо). То же самое можно сказать и о сотнике Лонгине, если отождествить с таковым булгаковского Марка Крысобоя.

Вообще же Пилатов много.  Как пишет историк А. Козленко, есть Пилат Евангелий и он кажется положительным персонажем, а есть Пилат Иосифа Флавия и он уже совсем не кажется положительным персонажем. Скорее наоборот. А есть Пилат Филона Александрийского, жестокий и продажный самодур, виновный в многочисленных казнях, совершённых без суда. Из всех вышеперечисленных только Филон был современником Пилата. Да и почитается Пилат в качестве святого только Эфиопской православной церковью.

Христо Шопов в роли Понтия Пилата. Кадр из фильма «Страсти Христовы» (2004 г., реж. М. Гибсон)

Кстати, автор совершенно зря не указывает, каких именно христиан он имеет в виду, рассуждая о Риме.

Если об ортодоксальных «православных», то совершенно зря. Ведь рядом в поздней римской армии существовали ещё и еретики ариане. И не только в армии – мать императора Флавия Валерия Аврелия Константина Великого (272-337) – Флавия Юлия Елена Августа (250-330) была убеждённой арианкой. И, фактически, почти вся германская ойкумена, поставлявшая колоссальные воинские контингенты в армии Западной и Восточной империй, была именно арианской.

Глядя на восточную и южную часть Империи мы не без удивления обнаружим там гностиков, монофизитов, монофелитов, пневматомахов-македониан, несториан и, наконец, иконоборцев. Неужто все они воевали неправильно и были мотивированы хуже ортодоксальных христиан? Как минимум, иконоборцы с уважаемым автором не согласились бы…

 

***

Говоря о миссии Константина Философа, Шамбаров транслирует уже набившую оскомину сентенцию про «руськие письмены», которые Константин, он же Кирилл, якобы видел в Херсонесе. Автору на заметку —  все списки жития св. Кирилла напичканы правками и редактурами и имеют в своей основе один общий протограф, восходящий к исходному оригиналу, написанному в 9 веке Климентом Охридским. Константин владел четырьмя языками — греческим, латинским, еврейским и суржским (сурским), т.е. сирийским.

Святой равноапостольный Кирилл

Надо отметить, что в перечислении образовательного статуса Константина, никакого «руського» языка не упоминается. Подчеркнём жирной чертой: ни в одном из дошедших до нас памятников, ни в одном списке пространного или краткого жития. «Руський» язык, якобы обретённый в Херсонесе Константином – это плод ошибки переписчика Причём, плод достаточно поздний (не ранее XIII в.), когда письменный «руський» язык был, в отличие от IX столетия нормальным общеизвестным фактом. Т.е., последующие переписчики не видели ничего необычного в том, что учитель словенский нашёл в Крыму Евангелия и Псалтырь на «руськом» языке.

И их вовсе не смутил (как и Шамбарова) пассаж о том, что Константин был вынужден различать «буквы гласные и согласные», что для любого славянского языка – нонсенс. Зато, нормальное явление для языков семитских, включая сирийский, где вычленение гласных – задача не тривиальная.

Сирийский язык — это диалект арамейского языка, который примерно к 8 веку стал мёртвым языком, а до этого это был вполне себе одним из основных языков литургического общения и производства ранних христианских текстов. Т.е. для 9 века, это был вполне нормальный язык, на котором было можно найти и Евангелие, и Псалтырь без всяких сомнений.

Действительно, диспут Константина с мусульманским имамом и еврейским раввином, состоявшийся в присутствии кагана, согласно «Житию» кончился победой Константина, однако каган веру не поменял. Арабские источники и «Письмо Иосифа» дают иную картину: победителем в диспуте был признан раввин, который стравил Константина с имамом и, выждав, когда они дискредитируют друг друга перед каганом во взаимном споре, затем доказал кагану преимущества иудейской веры

Сам же диспут автор описывает крайне странно.

Якобы на диспуте был поднят вопрос уничтожения на войне живой силы неприятеля христианами, коим бог заповедовал возлюбить врагов своих.

«Диспут состоялся в 861 г. в столице каганата Итиле. И здесь-то в ходе споров мусульманский ученый попытался подковырнуть св. Кирилла коварным вопросом. Христианское Писание он знал хорошо и поинтересовался – дескать, ваш Господь требовал возлюбить врагов своих. Мы и есть ваши враги, мы не скрываем этого. Но почему же вы нас не любите? Когда приходит наше войско, встречаете нас копьями и стрелами? Св. Кирилл выслушал, кивнул и спросил: «Скажите, почтеннейший, если в Законе той или иной веры не одна, а две заповеди? Кто глубже и правильнее верит – тот, кто исполняет одну из них? Или обе?» Мусульманин и иудей вынуждены были подтвердить: «Конечно же, соблюдающий обе». Тогда св. Кирилл ответил: «Вот и у нас не одна, а две заповеди. Одна – возлюби врагов своих. А другая – «Нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя» (Ин, 15,13).»

Изложено логично.

Но, к сожалению, в «Житии» нет ни единого упоминания подобных пассажей. В ходе известного итильского диспута поднимались вопросы:

— тринитарной природы бога,

— ритуала обрезания,

— божественной природы Христа,

— первородства колена Сима относительно колена Иафета,

— иконопочитания,

— правильности магометанского вероучения.

Но среди этих пунктов нет ничего из того, что так ярко живописал Шамбаров.

 

От Константина Философа Шамбаров переходит к отражению православной военной доктрины в русском эпосе, в частности в былинах. И здесь он повторяет ошибку многих деятелей, которые пытаются противопоставить черным мифам сусальную сказку, опять — таки весьма далекую от реальности.

«Давайте, например, сравним эпос разных народов. В западноевропейских эпических поэмах восхваляются рыцари, героически месившиеся между собой. Превозносится доблесть ради доблести. Что легко объяснить – авторам и исполнителям поэм платили те же рыцари. А скандинавский эпос славил драки викингов, их успехи на чужеземной службе, количество добычи. Ну а как же иначе, из этой добычи викинги платили певцам-скальдам. Но русские былины воспевали лишь тех воинов, кто защищал свою страну и свой народ. Такими были дядя и воевода св. Владимира Крестителя – Добрыня Никитич. Или участник битвы под Переяславлем Никита Кожемяка. Или дружинник Владимира Мономаха св. Илья Муромец. Или уроженец Ростова Алеша Попович…»

Извините, Валерий Евгеньевич, вы былины часом не в адаптации для дошкольного и младшего школьного возраста читали? Ведь даже самый популярный герой русских былин, богатырь, который автоматически ассоциируется у обывателя с образом защитника Отечества – Илья Муромец (он же Илья Муравленин) в одной из былин заявляет буквально следующее:

«А когда я был во той земли во тальянскою,

Три году служил у короля тальянскаго»

 

А  вот князь Владимир обращается к богатырю Дунаю Ивановичу:

 

«Говорит тут князь Владимир да стольнокиевский:

«Уж ты ой еси, Дунай ты да сын Иванович!

 Скажут, много ты бывал, Дунай, по всем землям,

Скажут, много живал, Дунай, по украинам,

Скажут, много ты служил, Дунай, многим царям,

А царям ты служил, много царевичам,

Королям ты служил да королевичам»»

 

Как говорится, вот это поворот.  Богатырь, который должен «защищать страну и народ» не считает зазорным служить иноземному королю, да и не одному. Но это еще не предел. Вот одна из центральных былин об Илье Муромце, «Илья Муромец и Калин-царь», которая легла в основу, в том числе, и великолепного художественного фильма Александра Птушко. Кульминационный момент былины – разгневанный князь Владимир бросает Илью в погреб. Разозленные таким поведением князя богатыри уходят от князя. Узнав об этом, к Киеву со всей ордой подходит Калин – царь. Перепуганный Владимир освобождает Илью, а тот призывает богатырей на помощь:

 

«И вы, русские могучие богатыри!

Вы седлайте‑тко добрых коней,

А й садитесь вы да на добрых коней,

Поезжайте‑тко да во раздольице чисто поле,

А й под тот под славный стольный Киев‑град.

Как под нашим‑то под городом под Киевом

А стоит собака Калин‑царь,

А стоит со войсками великима,

Разорить хотит он стольный Киев‑град,

Чернедь‑мужиков он всех повырубить,

Божьи церквы все на дым спустить,

Князю‑то Владимиру да со Опраксой‑королевичной

Он срубить‑то хочет буйны головы.

Вы постойте‑тко за веру, за отечество,

Вы постойте‑тко за славный стольный Киев‑град;

Вы постойте‑тко за церквы‑ты за Божие,

Вы поберегите‑тко князя Владимира

И со той Опраксой‑королевичной!»

 

И что? Богатыри отвечают на призыв Ильи? Да, но вот каков был ответ:

«Говорит ему Самсон Самойлович:

«Ай же крестничек ты мой любимый,

Старыи казак да Илья Муромец!

А й не будем мы да и коней седлать,

И не будем мы садиться на добрых коней,

Не поедем мы во славно во чисто поле,

Да не будем мы стоять за веру, за отечество,

 Да не будем мы стоять за стольный Киев‑град;

Да не будем мы стоять за матушки Божьи церквы,

Да не будем мы беречь князя Владимира

Да еще с Опраксой‑королевичной:

У него ведь есте много да князей, бояр,

Кормит их и поит да и жалует,

Ничего нам нет от князя от Владимира».

 

Проще говоря – ни Илья, ни другие богатыри не ведут себя как представители  «вооруженного народа». «Ничего нам нет от князя» — а значит, пусть входит враг в город, пусть горят терема, избы и  храмы и гибнут люди.  Отличное поведение тех, кто «защищал свою страну и свой народ».

В. Васнецов «Богатыри»

Но, может быть, в русском эпосе не упоминаются воины, демонстрировавшие доблесть ради доблести, подобно европейским рыцарям. Увы, нет. Вновь открываем былину о Дунае Ивановиче.  На пиру по случаю свадьбы князя Владимира  Дунай хвастает своей храбростью, а его жена Настасья — меткостью в стрельбе из лука.

Дунай воспринимает это как вызов, предлагает жене на деле подтвердить свои слова, и Настасья трижды простреливает серебряное кольцо, лежащее на голове у Дуная. Дунай, не в силах признать превосходство жены, приказывает ей повторить опасное испытание в обратном варианте: кольцо теперь на голове у Настасьи, а стреляет Дунай.

Стрела Дуная попадает в Настасью. Она умирает, а Дунай узнаёт, «распластавши ей чрево», что она была беременна. Поняв, что он натворил, Дунай бросается на меч и умирает рядом с женой, из его крови берёт своё начало Дунай-река.

К. Васильев «Смерть Дуная»

Более того, кровавые подробности в былинах описываются не менее ярко, чем в скандинавских сагах или рыцарских романах. Как писал фольклорист Ф. Буслаев: «Русский богатырь, повалив врага наземь, не вдруг убивает его, а тешится и издевается над ним, спарывает кинжалом его белые груди, иногда вынимает печень с сердцем, потом уж отрубит по плечи буйну голову и воткнет ее, как воинский трофей, на копье!»

А что у нас в русском эпосе с дележом добычи и ее количеством? А вот что.

 

Былина «Волх Всеславьевич»:

«И тут Волх сам царем насел,

Взявши царицу Азвяковну,

А молоду Елену Александровну,

А и та его дружина хоробрая

 

И на тех девицах переженилися;

А и молодой Волх тут царем насел,

А то стали люди посадские;

Он злата‑серебра выкатил,

 

А и коней, коров табуном делил,

А на всякого брата по сту тысячей.»

 

Былина про Вольгу:

«Дружина моя добрая, хоробрая!

Станем-те теперь полону поделять!

Что было на делу дорого,

Что было на делу дешево?

 

 А добрые кони по семи рублей,

 А вострые сабли по пяти рублей,

 А оружье булатное по шести рублей,

 Палицы булатные по три рубля.

 

А то было на делу дешево – женский пол:

Старушечки были по полушечки,

А молодушечки по две полушечки,

А красныя девушки по денежке»

А вот «Слово о полку Игореве» (фрагмент приводится в переводе Н. Заболоцкого)

«На рассвете, в пятницу, в туманах,

Стрелами по полю полетев,

Смяло войско половцев поганых

И умчало половецких дев.

 

Захватили золота без счета,

Груду аксамитов и шелков,

Вымостили топкие болота

Япанчами красными врагов.

 

А червленый стяг с хоругвью белой,

Челку и копье из серебра

Взял в награду Святославич смелый,

Не желая прочего добра».

 

В том же «Слове о полку…» его оставшийся истории неизвестным автор, сожалея об отсутствии у реки Каялы князя Всеволода Большое Гнездо и владимирских дружин, упоминает, что если бы владимирская рать пришла бы на подмогу Игорю, то были бы «чага по ногате, а кощей по резане», проще говоря, цена на холопов из числа пленных половцев очень сильно упала бы.

Перечислять можно долго, но можно обобщить все вышеизложенное простым выводом – русский эпос мало чем отличается от эпических произведений Западной Европы, содержа в себе и то, что называется удаль молодецкая, которая в принципе соотносима с тем, что Шамбаров называет удалью ради удали. Можно вспомнить такого персонажа былин, как Василий Буслаев, словно олицетворяющий своим поведением буйный и непредсказуемый Господин Великий Новгород и полностью не вписывающийся в шамбаровский стереотип.

Что же касается Алёши Поповича, то сей персонаж русских былин является главным действующим лицом только в трех – былине «Алёша Попович и Тугарин Змеевич»,  былине «Алеша Попович и сестра Петровичей-Збродовичей», а также в былине «Добрыня Никитич в отъезде», где является персонажем отрицательным. Да и в тех былинах, где Попович фигурирует как эпизодический персонаж, нередко упоминаются его недостатки, представляющие поповского сына вполне себе антигероем. Например, в былине «Илья Муромец и Жидовин», Илья характеризует Алёшу так:

 

«Алешинька рода поповского,

Поповские глаза завидущие,

Поповские руки загребущие,

Увидит Алеша на нахвальщике

Много злата, серебра,-

Злату Алеша позавидует,

Погинет Алеша по-напрасному.

Ну и чем, судя по такой характеристике Алёша отличается от героев западноевропейских рыцарских романов или скандинавских саг?

Кроме того, стоит отметить, что развивая свою мысль, Шамбаров уверенно тиражирует уже устоявшиеся стереотипы, рушащиеся при знакомстве с источниками. В частности, вспоминает о прославленных русских князьях – воинах: Александре Невском и Дмитрии Донском. И здесь не обошлось без тиражирования уже устоявшихся стереотипов, не выдерживающих соприкосновения с источниками. В частности, Шамбаров упоминает фразу «Кто с мечом к нам придет…» и традиционно приписывает эту фразу князю Александру.

Честно, автор этих строк уже устал, встречаясь в самых разных случаях с этой фразой и людьми, приписывающими эту фразу князю Александру Ярославичу, повторять, что ни один источник, связанный с Александром Невским, не содержит этой фразы.

В оборот ее запустил творческий коллектив, работавший под псевдонимом апостола-евангелиста Матфея около II века н.э. Прозвучала она в Гефсиманском саду, и имеет строго антивоенную и пацифистскую направленность. Христос говорит Петру, который успел покалечить припасённым мечом одного из храмовых слуг, пришедших его арестовывать: «возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут» (от Матф. 26-52).

Сценарист П. Павленко творчески переработал знаменитый евангельский пассаж, вложив в уста эйзенштейновского Невского-Черкасова.

Говоря о Дмитрии Донском, Шамбаров приводит опять-таки каноничный эпизод, предшествующий Куликовской битве, а именно поездку Дмитрия Донского в Троице-Сергиев монастырь.  Однако, есть все основания считать его легендой. Более того, как пишет историк В. А. Кучкин, знаменитое благословение перед Куликовым полем было дано двумя годами раньше, перед битвой на Воже.

Он пишет: «Окончательно склоняет отнести встречу Сергия с великим князем к 1378, а не к 1380 г. летописное известие об освящении 1 декабря 1379 г. церкви Успения Богородицы и соответствующего монастыря «на рецЪ на ДубенкЪ на СтромынЪ», сооруженных «повЪлением князя великого Дмитриа Ивановича» (. Очевидно, что в летописи говорится о том самом монастыре, который князь обязался поставить, если победит Мамая. А поскольку Успенский Дубенский монастырь был освящен 1 декабря 1379 г., то победу Дмитрия Ивановича над татарами и предшествующую ей встречу его с Сергием надо датировать 1378 годом».

Это во-первых. Во-вторых — Дмитрий Иванович на момент битвы был отлучен от церкви митрополитом Киприаном за попытку провести в митрополиты своего духовника Митяя. Сергий же в конфликте князя и митрополита был на стороне Киприана — и сохранились Киприановы письма, из которых следует, что Троицкий игумен отлучение московского князя поддержал. Более того, в «летописчике» 1380 года на страницах Троицкого стихираря, оставленном неким переписчиком Епифаном (отождествляемым некоторыми с автором «Жития Сергия Радонежского» Епифанием Премудрым), сообщается, что вести о приближении татарского и литовского войск дошли до обители ПОСЛЕ самого сражения.

Естественно, Валерий Евгеньевич не мог обойти вниманием героев Куликовской битвы, чьи имена неразрывно связаны с этим сражением, а именно Александра Пересвета и Иродиона (в других источниках – Андрея) Ослябю. Мы тоже рассмотрим моменты, связанные с этими героями Куликовской битвы

Упоминания о монашестве Осляби и Пересвета восходят к XVI веку, сиречь к моменту написания самого недостоверного источника о Куликовской битве — «Сказания о Мамаевом побоище». Именно там впервые каноничная легенда про Пересвета оформилась окончательно. В источнике, достоверность которого даже православный журналист Егор Холмогоров ставит на один уровень с полусказочной «Песнью о Роланде».

Ранние источники по Куликовской битве рисуют другую картину:

-В краткой редакции летописного рассказа, зафиксированной в старейшем виде в Рогожском летописце, Симеоновской летописи и Новгородской Первой летописи младшего извода упоминается среди убитых и Александр Пересвет. Что характерно упоминается последним из поименованных павших, после него идет «и иные мнози».

В пространной редакции рассказа, в Софийской Первой летописи старшего извода Пересвет также упомянут последним из именованных павших, причем сделано добавление, что прежде был боярином добрянским. Т. е. в момент смерти он боярином уже не являлся. Но тот факт, что Пересвет упомянут последним, как-то противоречит логике, ибо поединщик, начавший битву и павший в ней, должен быть упомянут в числе первых.

М. Авилов «Поединок Пересвета с Челубеем»

В «Задонщине» Кирилло-Белозерского списка не просто не упоминается взаимоубийственного поединка, но прямо говорится, что в разгар сражения Пересвет был жив и сражался, причём «золочёными доспехами посвечивая». Больше того, согласно Задонщине, в Куликовской битве сражался не только Ослябя, но и его сын Яков Ослебятин, упомянутый в списке погибших наравне с Пересветом. В этом источнике Пересвет ведет себя, как нормальный знатный воин, богатырь, тяжеловооруженный всадник и ратоборец. Он скачет, свистит, получает раны и дает духоподъемные наставления православному воинству.

В «Помяннике» Троицкого монастыря, перечисляющем всех братьев обители, упоминаний Пересвета и Осляби – нет

Четвёртый Халкидонский собор в седьмом своём правиле недвусмысленно обрекает анафеме священников и монахов, «вступивших в воинскую службу» (а выход в поле с оружием в руках явно тянет на нарушение этого правила — в отличие от, скажем, защиты стен подвергшейся нападению обители). Можно, конечно, вспоминать многочисленных полковых священников Русской Императорской армии, но в руках у них было отнюдь не оружие, а крест.

В составленном в начале XVI века «Сказании о Мамаевом Побоище» литературная традиция от воина и богатыря, с некоторым отношением к иноческому званию, постепенно пришла к воину, чья принадлежность к монашескому сословию проступает более ярко. В «Сказании» уже нет места трагической беседе братьев-воинов на поле боя, также не упоминается в «Сказании» погибший в Куликовской битве Иаков Ослябятин, сын Осляби. В поздних редакциях «Жития Преподобного Сергия», написанных в 17 и 19 веков Пересвет и Ослябя уже фигурируют.

Не стоит думать, что сомнения в монашестве Осляби и Пересвета являются предметом неоязыческих спекуляций, выдвигаемых деятелями типа не к ночи будь помянутого Л. Прозорова. Сомнения в монашестве Пересвета высказывает например А. А. Горский, доктор исторических наук и профессор кафедры истории России до XIX века исторического факультета МГУ. Также монашество Пересвета и Осляби считают легендой историки Р. Ю. Почекаев и К. А. Жуков.

Затем Шамбаров переходит к XVIII веку и А. В. Суворову, описывая его набожность, а главным залогом его побед считает то, что на поле боя действовало православное воинство. Да, как человек XVIII века, представитель общества, в котором религия играла важную роль, Александр Васильевич был православным, о чем свидетельствуют и приводимые в статье Шамбарова высказывания, но сводить полководческий гений Суворова и его победы исключительно к тому, что Суворов был православным, глупо.

 

Православная воинская доктрина России сказалась даже в атеистические советские времена. В трагическом 1941 г. миллионы солдат отступали, бросали оружие, сдавались. Но те, кто сдался, все и вымерли в лагерях в первую же зиму. А другим приходилось заново учиться любви к своему Отечеству. Отбивая в контратаках населенные пункты, воочию видели следы нацистских злодеяний. О том же рассказывали бойцы, выходящие из окружений, бежавшие из плена. Об этом широко оповещала советская пропаганда. Оказывалось, что без Отечества-то нельзя. Какое бы ни было, с какими бы недостатками, оно единственное! Солдаты дрались все более упорно. Все чаще жертвовали собой – заслоняли собой товарищей по роте, оставшуюся в тылу маму, невесту. Заслоняли собой незнакомых старушек и детишек в ближайшей деревеньке за спиной.

А тем самым эти безымянные бойцы уже побеждали! Побеждали собственное безверие, упрямство, эгоизм, гордыню. Они менялись. Становились настоящими русскими воинами – такими же, как на Куликовом поле, как суворовские чудо-богатыри. Большинство из них никогда не бывало в храмах Божьих, никогда не читало Евангелий. Но их душам открывалась Высшая Любовь! Открывалась прямо в боях – та самая Любовь, чтобы положить душу «ЗА ДРУГИ СВОЯ». Любовь, в которой приходит САМ ГОСПОДЬ! Отсюда и начинались победы над врагом…»

 

Гражданину Шамбарову на заметку — страна наша во время Великой Отечественной войны  называлась Союз Советских Социалистических Республик. В этой стране между людьми не было разницы. И воевали все. Православные, в том числе.  Но, кроме православных и вообще — христиан, за свою советскую, социалистическую Родину сражались мусульмане, буддисты, иудеи, караимы, представители религии бон, исповедовавшие щаман. Это не считая собственно христианских течений: католиков, лютеран, баптистов, пятидесятников, пятидесятников-унитариев, православных, истинно-православных, евангелистов, старообрядцев. Хотелось бы уточнить, православная военная доктрина помогала только тем, кто воспринял таинство в лоне РПЦ Московской патриархии? Считаются ли другие обряды, например, в Истинно-православной церкви, или у баптистов?

Интересно, чего это гражданин Шамбаров не вспомнил о тех, кто трудился в тылу? Ведь Победа — это победа и экономики в том числе. Трудились в тылу самые разные люди, в том числе, очень юные, а от того в массе своей — некрещёные.

Войну (и войны вообще) выигрывает мобилизационная способность, наличие обученного резерва, производство вооружений и техники, транспорт, продовольственная безопасность, а отнюдь не вопросы веры. Как говорил все тот же Оливер Кромвель, уповайте на Бога, но порох держите сухим, ну или как говорит русская пословица «На Бога надейся, но сам не плошай».

 

В заключении хочется отметить то, с чего мы начали разбор: о православной военной доктрине в статье ни слова. Кое-что, да и то предельно безграмотно, автор поведал о собственных представлениях насчёт православной идеологии. Но, служив в армии, он не может не знать, что такое военная доктрина.

Военная доктрина – это комплекс принципов и мер, принятых в функционировании страны и государства для предупреждения сторонней агрессии и, в случае фактического открытия боевых действий, максимально эффективного достижения победы любыми способами. В понятие комплексных мер и принципов военной доктрины входит: международные политические меры выявлению и купированию агрессии; дипломатические усилия по созданию наиболее выгодной для страны международной конфигурации; обеспечение мобилизационного потенциала общества, включая подготовку и воспроизводство профессиональных кадров; принципы обеспечения стратегическими ресурсами: продовольствием, природными минералами, топливными агентами; меры военного строительства и связанного с ним строительства гражданского; принципы развёртывания армии, проведения мобилизации, обеспечение медицинской поддержки армии; гарантирование внутреннего порядка в обществе, включая идеологическую обработку военных контингентов и населения.

Православие, как и любая другая религия, обеспечивает в той или иной мере лишь последний пункт из перечисленных. Таким образом, православной и вообще – религиозной военной доктрины в природе не существует, чего автор не в состоянии понять.

 

Резюмируя все вышеизложенное, хочется сказать — Валерий Шамбаров явно считает, что делает доброе дело, ибо старается доступным языком описать события давно минувших дней, но, вместе с тем, некритичное восприятие источников, игнорирование или незнание последних работ по различным вопросам истории, тенденциозная подача материала, игнорирование источников, идущих вразрез с его концепциями, делают его статьи, так и книги, мягко говоря спорными, а грубо говоря, вполне ставят их на одну доску с такими гражданами как Фоменко и Носовский, Евгений Понасенков, Лев Прозоров и другие активные деятели фолк-хистори.