Остров кошмаров Александра Бушкова.

Прежде чем начать разбор, надо оговориться вот о чём.

Авторы заметки — дипломированные историки. Однако для нас абсолютно ясно, что историческая публицистика и вообще — популярный жанр, не только имеет право на существование, но и очень нужен. Трудно привлечь широкую публику монографиями, от которых, по меткому выражению знаменитого византиниста Г.Л. Курбатова «должно сводить скулы». Вопрос только в том, куда именно популярное издание привлекает читателя.

Писатель Александр Бушков известен широкой общественности романами о похождениях бравого спецназовца Кирилла Мазура по прозвищу «Пиранья», сомнительной художественной ценности фантастическими произведениями про попаданца по кличке Сварог и еще немалым количеством произведений, чья художественная ценность также оставляет желать лучшего. Но, вместе с тем, стоит отметить, что периодически Бушков подвизается и на ниве исторической публицистики, написанной в стиле «скандалы, интриги, расследования». Книг подобного рода им также выпущено немало. Отличаются эти книги целым рядом общих черт:

— Отсутствие каких либо ссылок на источники

— Самоплагиат (впрочем, это касается не только Бушкова, но и других его коллег по перу типа В. Шамбарова или А. Широкорада). Впрочем, это очень полезное изобретение, так как позволяет, не неся затраты на найм литературных негров, существенно ускорять время сдачи произведений в издательство

— Описания, что «всё было не так», и только автор знает, как оно было на самом деле;

— Рассказы о том, какие историки или антропологи нехорошие люди в стиле «а историки/антропологи скрывают!»

— противопоставление антропологии и истории таким наукам как физика и химия, при этом автор почему-то не догадывается, что в оных «чистых» науках сокрытие фактов и фальсификация экспериментов имеет место быть

— рассуждения на любые темы, косвенно связанные с основной темой книги, на которые автор постоянно отвлекается

— Характерный для автора умышленно примитивный язык, чтобы «легче доходило» до широкой публики.

Не так давно в ряду историко-публицистических исследований Александра Бушкова прибыло – в свет вышел первый том его трилогии «Остров кошмаров». Называется он «Топоры и стрелы». Надо сказать, что книга анонсировалана давно – 12 лет назад и весьма активно рекламировалась в книге нашего героя, посвященной Ивану IV Грозному. Согласно предисловию, Бушков хочет показать в своей книге «как Англия стала крупнейшим в мире империалистическим хищником, колонизатором. Как превратилась из просто Англии в Великую Британию, как именуется и сегодня, как и нам ее следует именовать». В состав трилогии входят три книги — «Топоры и стрелы, «Пушки и мушкеты», «Истребители и танки». В данный момент на бумаге и в электронном виде доступна лишь первая книга, две другие – видимо в стадии написания.

Исходя из названия, речь в первой книге идет об истории Британии в древности и в Средние века. Постараемся изложить свои впечатления от прочитанного, и указать на недочеты и ошибки, допущенные автором, если таковые найдутся.

И с места в карьер автор начинает удивлять:

«Отвлечемся на пару маленьких лингвистических загадок. Шотландия и сегодня по-английски именуется «Scot Land» – Земля Скоттов, Скотия. Так вот, во‐первых, совершенно непонятно, как «Скотланд» превратился в русском языке в «Шотландию».

Это название употребляется только в России. Во-вторых, так же непонятно, почему у нас слово «скотт» стали писать с двойным «т» вместо одного, как у англичан. Крепко подозреваю, что это в свое время было сделано благозвучия ради. Очень уж разное значение имеет «скот» с одним «т» в английском и русском. У англичан оно обозначает конкретную национальность, у нас – разнообразную домашнюю животину, вдобавок служит оскорблением».

Александру Александровичу стоит напомнить, что Россия с англичанами и тем более, шотландцами, почти не общалась до времен Ивана Грозного. А вот с немцами общалась много, так, примерно с 12 века — на постоянной основе. И «Шотландия» происходит от немецкого Schottland, более того, жителей Шотландии на Руси называли «шкотские немцы»

Описывая римское завоевание Британии, Бушков пишет, что бритты

«широко использовали супероружие того времени – боевые колесницы, позволявшие им предпринимать атаки двух видов.

Один заключался в том, что колесницы в немалом количестве подлетали к римским боевым порядкам на безопасное расстояние, при котором легионеры, стоявшие в безукоризненном строю, не могли достать их мечами и метательными копьями. На каждой колеснице размещались два-три лучника. Они осыпали противника ливнем стрел, наносили ему немалый урон в живой силе, потом улетали на полном галопе, и в прорыв бросались пешие воины бриттов.

При другом варианте атаки колесницы доставляли вплотную к римскому строю спецназ того времени, отборных воинов, тут же бросавшихся в схватку. Если бритты чувствовали, что им не одолеть противника, то прыгали на колесницы, и те опять-таки галопом уносились с поля боя».

А вот что по этому поводу пишет Диодор Сицилийский:

«В путешествиях и в битвах они пользуются бигами, при том, что колесница имеет возницу и парабата [= воина]. Встречая же верховых в боях, они метают савнии в противников и, спешиваясь для битвы, сражаются врукопашную мечами. Некоторые же из них настолько смерть презирают, что голыми и перепоясанными пускаются в опасность. Они привлекают к себе и набранных из бедняков свободных служителей, которых используют в битвах как возниц и соратников. Во время построения они обычно выступают из строя и призывают лучших из супостатов на единоборство, размахивая оружием и устрашая противников».

На основании свидетельств Диодора и других античных авторов военный историк и, в отличие от Бушкова, специалист по истории боевых колесниц, А. К. Нефедкин пишет, что главным оружием колесничего был удлиненный деревянный щит с умбоном и несколько метательных копий. В инвентаре латенских I A-B (450-300 гг. до н.э.) могил наряду с остатками колесниц присутствует меч, а также 3, иногда 1-2, 4 или даже 8 наконечников копий. Очевидно, это количество отражает реальное число копий у колесничего. Отметим, что в древней Западной Европе вообще, и у кельтов в частности, лук не был распространенным оружием, а таковым оказывалось именно копье.

Кстати, не очень понятно, где автор видел кельтские боевые колесницы, способные взять на борт, кроме возницы еще и 2-3 лучников. Чаще всего экипаж колесницы составлял 2 человек – водителя и пассажира – возницу и стрелка\метателя копий.

Но Бушков не читал ни Нефедкина, ни Диодора. Он вообще не читатель, а писатель.

Цитата:

«Ответить на это римлянам было нечем. Боевых колесниц у них не было, как и собственных лучников. В отличие от большинства других народов Ойкумены римляне практически не использовали лук ни на войне, ни на охоте, ни даже в качестве детской игрушки, что не перестает меня удивлять».

Стоит отдать древним римлянам должное – они не читали работ Бушкова и не знали, что им было нечем ответить колесничим бриттов, активно используя для отражения атак колесниц конницу. А отсутствие собственных лучников римляне компенсировали наличием вспомогательных когорт из сирийцев, фракийцев, иллирийцев или греков с острова Крит. И да, кельтские колесничие тоже не были такими уж великими лучниками, предпочитая луку и стрелам меч и копье, а дистанционный бой ведя метательными копьями.

Далее Бушков рассказывает о Британии под римским владычеством и пишет буквально следующее:

«Тем более что оборону Англии целиком взяли на себя римские легионы, и бритты на несколько столетий забыли, что такое война и воинская повинность. Римляне ни у кого не отнимали ни земли, ни имущества и собственные законы соблюдали строго. Так что жаловаться на жизнь у бриттов, в общем-то, не было причин. Каких-либо серьезных бунтов против римлян за эти почти четыреста лет в римских источниках попросту не зафиксировано. Короче говоря, это была не колонизация, а нечто гораздо более мягкое – включение на равных правах в состав империи».

Что касается несения службы, то начиная с правления императора Адриана римские легионы стали комплектоваться жителями тех провинций, в которых эти самые легионы дислоцировались. Не говоря уже о солдатах вспомогательных когорт, которые также комплектовались из местного населения. Что же касается бунтов, то в правление императоров Диоклетиана и Максимина Геркулия в Британии неким Караузием была предпринята попытка создать свою самостийную империю, однако эта попытка была пресечена преемником Диоклетиана и Максимина Констанцием Хлором.

«Одряхлевшая Римская империя подвергалась бесконечным атакам германских племен. Ее легионы изрядно подрастеряли прежнее военное мастерство. Теперь они в значительной части состояли уже не из урожденных римских граждан, а из тех самых германских и галльских варваров. Великая держава стремительно клонилась к упадку».

Стоит отметить, что варвары, из которых состояли легионы, также были римскими гражданами, ибо император Каракалла своим эдиктом даровал римское гражданство всем жителям империи, по сути, обесценив идею гражданства в глазах истинных римлян.

«Царь бриттов Вортигерн судорожно метался в поисках выхода из критической ситуации. В 443 г. он совершил самую крупную ошибку в своей жизни, имевшую самые печальные последствия и для него лично, и для бриттов: позвал на помощь двух вождей из германского племени англов, Хенгиста и Хорсу. Собственно говоря, это были не столько вожди, сколько предводители многочисленных и сильных дружин, за хорошую плату нанимавшихся послужить хоть самому черту. Тогдашний аналог белых наемников нашего времени в Африке».

Приглашение братьев с дружиной, в землю, которая «велика и обильна, а порядка в ней нет» — довольно распространенный сюжет в исторических хрониках. Самым ярким примером подобного рода является предание из «Повести временных лет» о призвании Рюрика сотоварищи княжить на Руси. Скорее всего, германцы сумели грамотно воспользоваться ситуацией и заполнить возникший после ухода римлян вакуум силы, благо набеги саксов и других германцев на Британию происходили регулярно, начиная с III века нашей эры, поэтому переход от тактики набегов к планомерному завоеванию был делом времени.

Затем Бушков уверенно прибегает к «последнему доводу» писателей в стиле фолк-хистори, а именно к «аргументу к Гитлеру». Он пишет:

«Две тысячи лет спустя потомки англов, саксов и ютов со свастикой на знаменах и на рукавах будут лелеять в точности такие же планы. Они захотят согнать со своих земель куда-нибудь подальше одни народы, например, славян, крымских татар и прибалтов, и заселить эти территории германскими колонистами. Другие народы – евреи и цыгане – вообще подлежали уничтожению до последнего человека. Явно показали себя гены предков. Хорошо, что планы эти ценой большой крови не осуществились, история Хенгиста и Хорсы не повторилась».

Возникает вопрос – почему именно потомки англов, саксов и ютов, а не, допустим, франков, алеманов, маркоманнов?

«В конце концов эти ребята решили не мелочиться. Сын датского короля Кнуд захватил всю Англию и правил ею семнадцать лет, пока не умер в преклонных годах. Фигура была значительная, без дураков. Почти все эти годы Кнуд, называемый еще Кнут и Кануд, иногда со скромным добавлением Великий, оставался королем Дании, несколько лет был еще и правителем Норвегии, владел частью Швеции. Так что в европейской политике он играл большую роль. Благо вся она в те времена сводилась к незатейливому тезису: у кого войско сильнее, тот и прав».

Начнём с того, что завоевал Англию не Кнуд, а еще его отец Свейн I Вилобородый, передавший сыну в наследство великую державу, в состав которой входили Дания, Англия и Норвегия. О том, что походу Свейна предшествовала так называемая «Резня святого Брайса», когда по приказу короля Этельреда Неразумного поселившиеся в Англии скандинавы были перебиты, Бушков не упомянул. Равно как и не упомянул он, что созданная скандинавами «Область датского права» или Денло к 924 году находилась в составе единого английского королевства.

Описывая битву при Гастингсе, Александр Александрович заявляет буквально следующее:

«Вот тут Вильгельм и пустил в ход то, что на Руси именовали засадным полком. Он заранее спрятал в близлежащем лесу всю свою конницу, увидел, что один его фланг разбит и бежит, велел атаковать. Всадники помчались на врага. Их было мало, всего несколько десятков, но у Гарольда конницы вообще не имелось».

На самом деле ядро войска Вильгельма составляла аккурат рыцарская конница в количестве отнюдь не нескольких десятков человек. Откуда автор выводит такую «астрономическую цифру» понять не удалось. Вряд ли стоит принимать на веру сведения нарративных источников о «тьмочисленной рати» Вильгельма. Но, если учесть весь корпус сведений письменных источников и расчёт вместимости кораблей, речь в любом случае идёт о нескольких тысячах всадников.

Конница принимала участие в битве с самого начала, о чем сообщают: Ги Амьенский в «Песне о битве при Гастингсе» (написана через полтора года после сражения), Гийом Жюмьежский в «Деяниях герцогов нормандских», Ги де Пуатье в «Деяниях Вильгельма, герцога Норманов и короля Англов, анонимный манускрипт «D» Англо-саксонской хроники и, наконец, , такой изобразительный источник как ковёр из Байе.

Никакого засадного полка Вильгельм в бой не вводил, хотя бы потому, что спрятать в непосредственной близости от холма Сенлак целое подразделение кавалерии не представлялось возможным – позицию уже занимали англосаксы, прекрасно ориентировавшиеся на поле боя, благодаря доминирующей высоте. И исход боя решила не атака какого-то засадного полка, а ряд факторов.

Первый – использование самого прогрессивного сочетания родов войск своего времени. Стабильность фронта обеспечивала пехота, дистанционное поражение – самостоятельные отряды лучников (и, возможно, арбалетчиков), а вскрытие вражеского фронта и развитие наступления – тяжелая конница.

Второе – пасивная тактика англосаксонской фаланги, которая держала крепкую оборону на вершине холма, но не могла развить наступление.

Третье – несвоевременная атака фланга, которую опрокинул не мифический засадный полк, а контрнаступление бегущего фланга нормандецев, который сумел остановить и развернуть лично герцог.

Четвёртое — это гибель вражеского полководца. Саксонскому королю Гаральду Годвинссону в глаз угодила стрела и как только погиб король, войско перестало практически сопротивляться и существовать, как самостоятельная тактическая единица. Там же погибли оба его брата — Гирт и Леофин.

Главы, рассказывающие об истории Англии в период со смерти Вильгельма I до войны Алой и Белой Розы, в принципе не сообщают ничего нового, о чем не говорилось бы в учебниках, академических и научно-популярных изданиях, разве что перемежаются фирменным бушковским языком «за жизнь» и лирическими отступлениями из жизни автора.

Естественно Бушков не мог пройти мимо Робин Гуда. О разбойнике из Шервуда он пишет следующее:

«Время от времени из лесной чащобы прилетала стрела в спину неосторожному нормандцу, неосмотрительно решившему в одиночку прогуляться по глухомани. Кое-где по лесам сидели мелкие шайки, состоявшие из людей, которым захватчики не оставили ни кола, ни двора, ни гроша. Историки считают, что главарь одной из таких шаек и послужил прообразом легендарного Робин Гуда.

Уж простите за пошлый анекдот, приведенный для оживления повествования, которое кому-то может показаться скучноватым.

Жила-была девушка по имени Робин Гуд. У богатых брала, бедным давала.

Реальный прототип Робин Гуда наверняка был не столь благороден, как вольный стрелок, ставший героем неисчислимого множества преданий и баллад, а впоследствии, с изобретением кинематографа, еще и фильмов. Если он и делился забранными у богачей богатствами с окрестными крестьянами, то наверняка только с теми, кто с ним сотрудничал. Именно так и поступает любой толковый атаман разбойничьей шайки, которому просто необходимы верные люди среди местного населения. Они и спрячут при необходимости, и хабар купят, и вовремя предупредят об облаве, намеченной властями».

Оставив за скобками пошлый анекдот, видимо намекающий, что основную массу целевой аудитории нашего автора составляет целевая аудитория канала ТНТ, отметим, что ни легендарный Робин Гуд, ни его возможный исторический прототип никак не могли встретиться с Ричардом Львиное Сердце и даже быть современниками знаменитого короля-крестоносца, не говоря уже о норманнском завоевании. Знакомство разбойника и монарха, превращение Робина в защитника саксонских вольностей придумано в середине XVIII века, а популяризировал эти идеи сэр Вальтер Скотт. Шотландский романист не очень заботился об исторической достоверности своих книг, но сила его таланта вот уже 200 лет заставляет читателей верить, что Робин Гуд жил в XII веке.

На самом деле, Робин Гуд или его прототип мог жить и разбойничать только спустя минимум век после царствования Ричарда. Лишь в XIII веке в Англии появились соревнования по стрельбе из лука — неизменная деталь баллад о Робине Гуде. Активный член шервудской банды, брат Тук в преданиях называется «фриаром», то есть членом нищенствующего монашеского ордена. Такие ордена появились в Англии только через несколько десятилетий после смерти Ричарда Львиное Сердце. Более того, в некоторых балладах о Робине упоминается некая «королева Катерина», которую некоторые исследователи отождествляют с Екатериной Арагонской, отодвигая Робина аж в эпоху Генриха VIII.

Также в этих главах содержатся такие «откровения» автора как «именно люди, прошедшие Столетнюю войну, и разожгли в 1381 г. крестьянский мятеж, крупнейший за всю историю Англии». Не хочется огорчать автора, но для нормальных людей подобные заявления выглядят примерно как «Вы не поверите, но вода мокрая! А планета Земля – шарообразная». Справедливости ради, стоит отметить, что военное прошлое Уота Тайлера впервые упомянуто в книге «Life and Adventures of Wat Tyler, the Brave and Good», написанной в 1851 году, а более ранних свидетельств о его боевом прошлом не сохранилось и вообще ранний период жизни Тайлера покрыт мраком истории.

Точно также Бушков пишет о Ричарде I Львиное Сердце, который предстает на страницах «Острова кошмаров» тем, кем, впрочем, сей король и вошел в историю – лихим воякой, который занимался исключительно войнами. Впрочем, стоит отметить, что подобные монархи были не редкостью в Европе вплоть до Раннего Нового времени. Вспомнить хотя бы Святослава Игоревича или шведских королей Густава II Адольфа и Карла XII.

Далее, наш герой не мог не вспомнить о проклятии тамплиеров, казни Жака де Молэ и проклятии, которое тот выкрикнул, что проклинает трех своих главных обидчиков: римского папу Климента, французского короля Филиппа Красивого и епископа Гийома де Ногарэ, руководившего операцией по захвату замков тамплиеров. Естественно, вскоре все трое умерли при загадочных обстоятельствах. Причем тут история Англии – непонятно.

Вновь приходится констатировать – Бушков не читатель, точнее читатель, но не того что надо. Конечно, «Проклятые короли» Мориса Дрюона – отличная серия исторических романов, но все же любой исторический роман строится по принципу, что история это гвоздь, на который автор вешает сюжет своего романа. Невдомек Бушкову, к моменту казни магистра (18 марта 1314 года) Ногаре не было в живых уже около года, а Дрюон скорее всего объединил двух Гийомов – Ногарэ и инквизитора Гийома Парижского, духовника короля Филиппа и участника процесса тамплиеров

Говоря о Ричарде III, Бушков вновь рядится в трико мифониспровергателя и вновь вступает в полемику с Шекспиром, Мором и прочими, стараниями которых последний Йорк, он же последний Плантагенет превратился в горбатого кровожадного упыря. Стоит отметить, что реальный Ричард не был кровавым упырем, но не был он и ангелом во плоти, каким его рисуют граждане рикардианцы. Вместе с тем, Бушков не был бы Бушковым, если бы не подогнал нужные ему факты под свой шаблон. Об останках Ричарда III он пишет: «Могила не сохранилась. Аббатство было разрушено полсотни лет спустя, когда по всему королевству шли погромы церквей и монастырей. Останки Ричарда задевались неведомо куда».

На самом деле останки последнего Йорка были обнаружены в 2012 году под одной из автостоянок Лестершира. В 2013 году была проведена генетическая экспертиза, которая четко установила, что останки принадлежат Ричарду III. Впрочем, мы уже неоднократно видели – Бушков не читатель, он писатель.

От Ричарда он переходит к правлению Генриха VII, о котором говорит, что данный король был «сам по себе не особенно и примечательная личность», хотя трудно применить такую характеристику к человеку, который сумел преодолеть последствия того бардака, в который Англию ввергла война Роз. Однако Бушков не был бы собой, если бы не выдал очередной сенсационный факт из истории Англии:

«Поскольку ни одно доброе дело не остается безнаказанным, на плаху отправился и отчим короля, тот самый лорд Стенли, который, собственно, и обеспечил Генриху победу при Босуорте. Вероятнее всего, венценосец рассудил не без резона, что мерзавец, предавший одного короля, при благоприятных для себя обстоятельствах может предать и другого. Поместья Стенли тоже отошли к королю».

Парадокс в том, что Томас Стэнли, отчим Генриха VII ушел из жизни в 1504 году, умер он своей смертью, а казнен был другой Стэнли – брат Томаса, Уильям, поддержавший Перкина Уорбека, одного из самозванцев, выдававшего себя за Эдуарда V Йорка.

Завершается первая книга трилогии «Остров кошмаров» главами, рассказывающими о Генрихе VIII Тюдоре, которого Бушков называет «Король Синяя борода», имея ввиду сложные перипетии семейных отношений второго из Тюдоров, ну и сходу заявляет, что Генрих оставил о себе не очень хорошую память.

Что касается сквернейшей памяти, которую якобы оставил о себе Генрих VIII, то здесь мы имеем очередной пример торжества вигговской исторической традиции, согласно которой Генрих VIII представал как жестокий централизатор, Мария Тюдор была кровавой католичкой, а Елизавета I – доброй королевой Бесс, матерью английской нации.

Примерно с 1940-х годов эта ситуация начала меняться. К 1960 году настоящее научное осмысление эпохи Генриха VIII и потомков уже было в полном разгаре, и, по мере освоения первоисточников оказалось, что Генрих не так уж и жесток, Мария не особенно кровава, а Елизавета не так велика, как казалось раньше, и казнила преступников намного жёстче, чем отец , да и масштабы огораживаний, которые регулярно припоминают, говоря о правлении Генриха VIII, в правление его младшей дочери значительно выросли.

В конце концов, кровавые тираны, которые рубят головы налево и направо, являются персонажами не очень хорошего фэнтези: в реальной системе сдержек и противовесов Европы непопулярный монарх быстро терял трон, а то и голову.

Говоря о Генрихе VIII, наш герой сразу же вспоминает два главных жупела, характеризующих эпоху правления данного монарха. Первый из них — это пресловутые 72 000 казненных по закону о бродяжничестве. Не лишним будет упомянуть, что цифра 72 000 взята не из документов, а из полемического сочинения, да еще и не современного эпохе. Автор «Хроник Англии, Шотландии и Ирландии» Рафаэль Холиншед переписал эту цифру у своего коллеги по перу Уильяма Харристона, а тот в свою очередь переписал цифру из книги Джироламо Кардано, который в свою очередь ссылался на епископа Лисьё.

Более того — речь шла не об абстрактных казнях, а о том, что якобы 72 000 — это только бродяги и воры, казнённые в последние два года правления Генриха VIII, т.е. в 1546-1547 (жёны и жертвы политических репрессий типа Томаса Мора и Томаса Кромвеля не в счет). По мнению Харрисона, что интересно, казнить этих негодяев было правильно, и хорошо бы казнили больше, а то после смерти Генриха совсем спасу не стало от бандитов.

Для справки, 72 тысячи человек это полтора тогдашних Лондона, а всего население Англии в правление Генриха VIII составляло около 3-х миллионов. Акт, предусматривавший увечье при рецидиве бродяжничества и смертную казнь при третьей поимке, действовал только с 1536 по 1542 годы плюс по нему для признания человека бродягой все три раза нужно было предложить ему нормальную работу со среднерыночной зарплатой, и только если он отказывался, а три добропорядочных человека подтверждали, что он бродяжничает и побирается, он признавался бродягой (это было сделано для отсеивания обычных безработных от профессиональных нищих, которые работать принципиально не желали).

Что же до общего числа казней, то его, как пишет историк Антон Томсинов, пока установить невозможно, и историки стараются вообще не гадать, даже в порядках. Дело и в неполноте архивов, и в невозможности экстраполировать известные цифры на всю страну, потому что ситуация с преступностью в Лондоне была кардинально отличной от Эссексе, а в Эссексе от северных округов.

До 1538 года государство не так жёстко обязывало местных чиновников хранить документы, и потому в основном остались неофициальные личные записи судей, которые впрочем были в этом очень педантичными из-за прецедентного характера права. Зато вторая половина документирована намного лучше.

Что же касается огораживаний, то, прежде всего, стоит уточнить, что это такое. Несмотря на массу ассоциаций, верных и не очень, это просто установка изгородей и заборов. Более того, к 1500 году было уже огорожено (то есть распределено между отдельными владельцами, а не находилось в долевом владении) около 45% всех английских земель. От 1500 до 1599 г. по самым большим прикидкам «огородили» ещё всего 2-2,5%.

Тот тип огораживания, который привлекал больше всего внимания памфлетистов, а теперь привлекает внимание Бушкова — огораживание лендлордом общего поля с целью создать пастбище для овец — составлял лишь малую долю всех огораживаний XVI века.

Документы показывают, что такие огораживания происходили в ограниченный период времени с 1450 по 1550, причём в основном до 1510, а к 1530-ым огораживания обычно делались самими фермерами с целью более интенсивного выращивания зерна или для попеременного использования земли под зерно и овец. Последние исследования показывают, что связь огораживания, превращения пашен в пастбища и развития капитализма — совершенно ошибочная теория, которая должна быть оставлена в пользу более сложных и комплексных моделей.

Более того — в середине XVI века огораживания инициировались самими крестьянами, поскольку шло не интенсивное развитие сельского капитализма, а экстенсивное освоение новых территорий старыми методами, а мятежи, связанные с огораживанием в это время, были мятежами изначально безземельных обитателей лесов, болот и сквоттеров, которых выгоняли с самовольно занятых чужих земель. Более того, мятежи середины и второй половины XVI века не были направлены против огораживаний и были выступлениями ремесленников, вызванными голодными годами, безработицей и ростом цен.

Не мог Бушков пройти мимо Реформации и в качестве примера секуляризации церковных земель и превращения религиозной собственности в светскую, он приводит пример Альбрехта Гогенцоллерна, превратившего владения Тевтонского ордена в Прусское герцогство. Но путает Прусское герцогство с курфюршеством Бранденбургским. Личная уния Бранденбурга и Пруссии случится гораздо позже – в XVII веке. Впрочем, на фоне других ляпов автора, этот еще терпим.

Ну что, подведя итоги, стоит отметить следующее – книга «Остров кошмаров. Топоры и стрелы» – это набор недостоверных данных, нелогичных утверждений и анонимных ссылок. Количество утверждений типа «историки отметили», похабных шуток и постоянных лирических отступлений «за жизнь» слишком велико для труда, который можно было бы расценивать как нечто серьёзное. Пошлые анекдоты не комментируем, ибо это дополнительный штришок к добросовестности автора. Ждем продолжения, а значит новых откровений, посвествующих об «Острове кошмаров».

Ведь много у нас диковин, каждый Бушков – Бетховен.